Главная » 2013 » Июнь » 8 » Эстонские мифы о "советской оккупации". Часть 5.
17:14
Эстонские мифы о "советской оккупации". Часть 5.
В прошлую пятницу в мой журнал состоялось настоящее паломничество
читателей с эстонскими адресами. Не скрою – я этому очень рад. Читайте,
посвящайтесь. Сегодня мы заканчиваем разбор лжи эстонских историков о
июньской депортации 1941 г.
Неудачу с завышением числа депортированных
в Таллине успешно компенсируют новой массированной ложью. Если верить
эстонским историкам, депортация проводилась с крайней жестокостью, а
большинство депортированных погибло в сибирских снегах. «Несколько сотен
из них были убиты еще до отправки, мужчины арестованы и отправлены в
трудовые лагеря, женщины и дети – депортированы», - говорится в работе,
изданной таллиннским Музеем оккупации.
Что ни слово – то ложь.
Прежде всего, не соответствует действительности и утверждение, что всех
мужчин арестовали, а женщин и детей – депортировали. Согласно
постановлению ЦК ВПК(б) и СНК СССР от 16 мая 1941 г., аресту подлежали
не мужчины вообще, а участники антисоветских организаций, «бывших» и
уголовников. Среди этих категорий, как признают эстонские историки, были
и женщины: «Примерно 3000 мужчин и 150 женщин были отделены и других и
помещены в лагеря». Точно так же высылке в отдаленные районы СССР
подлежали не «женщины и дети», а члены семей вышеперечисленных деятелей.
Члены семей – это далеко не только женщины и дети; например, в
Новосибирскую область в ходе июньской депортации из Эстонии было выслано
269 мужчин, 687 женщин и 663 ребенка.
Это, впрочем, мелочь;
гораздо более важно то, что никаких «сотен убитых до отправки»
депортированных эстонцев не существовало в природе. Возьмем уже
упоминавшуюся докладную записку Меркулова: «Подведены окончательные
итоги операции по аресту и выселению антисоветского, уголовного и
социально опасного элемента из Литовской, Латвийской и Эстонской ССР… Во
время проведения операции имели место несколько случаев вооруженного
сопротивления со стороны оперируемых, а также попыток к бегству, в
результате которых убито 7 чел., ранено 4 чел. Наши потери: убито 4
чел., ранено 4 чел.». Как видим, в ходе депортации были убиты 7
(прописью: семь) человек во всей Прибалтике, а не несколько сотен в
одной Эстонии. И убили их только потому, что они либо пытались бежать
из-под ареста, либо и вовсе оказывали представителя НКВД вооруженное
сопротивление.
Однако в Таллине не ограничились выдумками о
«нескольких сотнях расстрелянных». Очередную ложь о депортации мы
находим у премьера-историка Марта Лаара. «Всего для проведения операции
было запасено 490 вагонов, - пишет он. – Депортирующие действовали с
необычной жестокостью, так, в переполненные с ног до головы вагоны
заталкивались также беременные женщины и смертельно больные старики».
Что же подразумевается под переполненными «с ног до головы» вагонами?
Лаар уточняет: людей из Эстонии увозили в вагонах для скота, причем «в
каждый вагон было размещено 40 – 50 переселенцев».
Оставим в
стороне корявость перевода – за прошедшие 15 лет в Эстонии, по всей
видимости, окончательно разучились говорить по-русски. Гораздо важнее
тот факт, что утверждения Лара в очередной раз не соответствуют
действительности.
Начнем с переполненности вагонов, в которые «с
необычной жестокостью» загонялись депортированные. Как пишет сам Лаар
(и это подтверждается архивными документами), для депортируемых было
подготовлено 490 вагонов. Если бы в каждом вагоне перевозили 40-50
человек, то общее количество депортированных составило бы 20-25 тысяч
человек. Такую фантастическую цифру не осмеливаются называть даже
эстонские историки.
Реальное число депортированных составило,
как мы помним, 9156 человек. Берем калькулятор и считаем: на одни вагон
приходился не на 40-50, а на 18-19 человек. О какой переполненности «с
ног до головы» может идти речь?
Могут возразить: но ведь каждый
депортируемый имел право взять с собою 100 кг вещей. С такими баулами
даже 19 человек в вагоне многовато. Этот аргумент несостоятелен,
поскольку, как следует из документов, крупногабаритное имущество
депортированных перевозилось в отдельных грузовых вагонах. Так что
никакой переполненности вагонов на самом деле не было.
Ложью
является и утверждение, что депортированных перевозили в вагонах для
скота. Вот сделанное очевидцем описание подобного вагона: «В вагон –
железная печка, нары в три этажа, у задней стены складываются вещи».
Да, не купейные вагоны – но и не вагоны для скота.
Теперь
перейдем к беременным женщинам и смертельно больным старикам. Эстония
была не первой республикой, из которой советской власти пришлось
организовывать депортацию. Месяцем раньше, например, была проведена
депортация семей ОУНовцев с Западной Украины. Там при проведении
депортации больных не трогали - как, впрочем, и в Латвии и Литве, где
депортационная акция проводилась одновременно с эстонской. Почему же в
Эстонии должны были действовать иначе? В типовой инструкции по
депортации специально указывалось: «Больные члены выселяемых семей
временно оставляются на месте и по выздоровлении отправляются к месту
выселения остальных членов семьи». На случай же, если кто из
депортированных заболеет в пути, в каждом эшелоне с выселяемыми имелся
специальный санитарный вагон на пять коек, врач, фельдшер и две
медсестры.
Еще в девяностых годах российские историки ввели в научный оборот детальную информацию о движении эшелонов с депортированными,
которая исчерпывающе отвечает на вопрос, имела ли место массовая
смертность среди депортируемых. Рассмотрим несколько конкретных случаев.
Вот эшелон № 286. 17 июня он был отправлен из Таллина, неделю спустя,
23 июня, прибыл в Новосибирск. При выезде из Таллина в эшелоне имелось
781 депортированных, по прибытию в Новосибирск – 778, трое сданы в пути.
Эшелон № 287 отбыл из Таллина 20 июня и из-за начавшейся войны
добирался до Новосибирска две с половиной недели. При отправлении в
эшелоне было 786 человек, по прибытии на место – 783, еще трое были
сданы в пути. «Сданы в пути», кстати говоря, не значит – умерли. С
поездов снимали либо в случае серьезной болезни, либо в случае
какого-нибудь правонарушения.
А вот информация о тех эшелонах, которые перевозили не выселенных, а арестованных.
Эшелон
№ 290 из Таллина был направлен в Старобельский лагерь
(Ворошиловградская область). Сколько из пункта назначения выехало,
столько в пункт назначения и прибыло – 994 человека, которых потом тем
же эшелоном отправили в Севураллаг.
Эшелон № 291 численностью в
1666 человек прибыл на станцию Бабынино Тульской области также без
потерь, однако во время конвоирования в Юхновский лагерь при попытке к
бегству был убит бывший офицер эстонской армии.
Так что никакой
массовой смертности среди высланных из Эстонии в пути не наблюдалось.
Более того, велика вероятность, что смертности не было вообще – что, в
общем-то, неудивительно.
В Таллине могут возразить: пусть
депортируемые и не умирали во время перевозки, но дальнейшая их судьба
была более чем трагической: «Большинство депортированных было вывезено в
Кировскую и Новосибирскую области. Там от голода и болезней погибло
около 60% женщин и детей; более 90% мужчин, арестованных и отправленных в
ГУЛАГ погибло или было убито».
Подобные утверждения опять-таки не соответствуют действительности.
Начнем
арестованных и отправленных в лагеря ГУЛАГа. Вот что пишет об их судьбе
Март Лаар: «Большинство арестованных мужчин были направлены в лагеря
Старобельска и Бабино, небольшая часть сразу же была отправлена в
тюремные лагеря Кировской области. Однако заключенные, направленные в
Старобельск и Бабино, в результате быстрого продвижения немецких войск
оказались в районе боевых действий, поэтому были сразу направлены в
военные лагеря Сибири. Из-за морозов, плохого питания и непосильных
принудительных работ уже в первую сибирскую зиму скончалась большая
часть арестованных. В конце 1941 года в военных лагерях стали
действовать комиссии по расследованию, которые проводили допросы и
выносили смертные приговоры на местах. На основании таких приговоров
многие заключенные были расстреляны. К весне 1942 года из почти что 3500
мужчин, отправленных в тюремные лагеря, осталось в живых около 200».
В
этом отрывке правда и ложь перемешаны с друг другом. Арестованные во
время депортации действительно были направлены в Старобельский и
Юхновский лагеря (Лаар ошибочно называет последний «Бабино»), а после
этого – в «сибирские» лагеря. Однако вопреки утверждениям Лаара, эти
лагеря не были «военными». Это были обычные лагеря ГУЛАГа – например,
Севураллаг. А вот дальше идет сплошная ложь.
Мы уже обращались к
статистическим данным о наличии заключенных-эстонцев в лагерях и
колониях ГУЛАГа. Как мы помним, к концу 1941 года в системе ГУЛАГа
находилось более 7 тысяч эстонцев, 3,2 тысячи которых были арестованы в
ходе июньской депортации. К концу следующего, 1942 года, это число
уменьшилось на 1600 человек – примерно до 5,5 тысяч.
Среднестатистический показатель смертности для заключенных ГУЛАГа в 1942
году – 24,9%; то есть из семи тысяч человек погибло примерно 1750.
Разница между балансом заключенных и расчетной смертностью
свидетельствует о том, что в течение 1942 года было осуждено еще не
менее 200 эстонцев. За весь 1941-й, как мы помним, умерло около 450
эстонцев. Таким образом, общее количество ВСЕХ умерших
заключенных-эстонцев во второй половине 1941-го – 1942-м годах
составляет чуть более двух тысяч человек. А нам рассказывают, что только
из арестованных во время июньской депортации за это время умерло почти
три тысячи…
На самом деле расчетная смертность для этой
категории в 1941 – 1942 гг. составляет примерно 900 человек. С учетом
возможности вынесения некоторого количества смертельных приговоров это
число может увеличиться до тысячи – но никак не до трех. В целом же за
1941 – 1953 гг. расчетная смертность среди арестованных во время
июньской депортации составляет около 1900 – 2000 человек.
Теперь
обратимся к ссыльным эстонцам, которых, как мы помним, было 5978
человек. Две трети из них, как объясняют в Таллине, умерли от голода,
холода и болезней. Чтобы разоблачить эту ложь, в очередной раз обратимся
к документам. К сожалению, статистика Отдела трудовых и специальных
поселений (ОТСП) ГУЛАГа не столь детальна и точна, как статистика по
лагерям и колониям и может быть превратно истолкована.
В
октябре 1941 г. в ОТСП была подготовлена итоговая справка о расселении
ссыльнопоселенцев по состоянию на 15 сентября 1941 г. Согласно этому
документу, общее число находящихся в ссылке эстонцев по данным ОТСП
составляет 3668 человек, то есть более чем на две тысячи меньше, чем
число высланных из Эстонии. Однако не следует торопиться зачислять
пропавших эстонцев в погибшие. Если мы внимательно рассмотрим данные
ОТСП и сопоставим их с данными докладной Меркулова, мы без труда
обнаружим «пропавших».
В общей сложности из Прибалтики было
выслано 25,7 тысяч человек и почти столько же (25,6 тысяч) было
расселено в отдаленных района СССР. Однако при этом число эстонцев
почему-то уменьшилось на 2,3 человек, число литовцев – увеличилось на
2,5 тысячи. Нет никаких сомнений в том, что мы имеем дело с банальной
ошибкой сотрудников ОТСП, которые учли часть эстонцев как
депортированных из Литвы.
Из-за этой ошибки мы не можем
проследить судьбу всех ссыльнопоселенцев-эстонцев; впрочем, информация
об «учтенных» эстонцах наглядно свидетельствует, что массовой смертности
среди депортированных не наблюдалось – в том числе в первую, саму
страшную зиму. В отчетах местных органов НКВД отмечается, что
ссыльнопоселенцы из крестьян, как правило, быстро адаптировались к
условиям на новых местах, начали устраиваться в колхозы, приобретать
коров и интересоваться возможностью получения кредитов на строительство
домов. В Новосибирской области к началу 1942 года таких было около 30% и
всем необходимым эти поселенцы себя обеспечивали.
Бывшие
горожане (а их среди эстонцев было достаточно много) были, как правило,
непривычны к физическому труду и потому находились в более сложном
положении. Однако они, как правило, располагали деньгами. Согласно
указанию НКВД СССР от 21 апреля 1941 года при выселении действовали
следующие правила:
«Высылаемые семьи имеют право взять с собой к
месту выселения лично принадлежащие им вещи весом не свыше 100 кг на
каждого члена семьи, включая детей. Бытовые ценности (кольца,
серьги, часы, портсигары, браслеты и проч.), а также деньги конфискации
не подлежат и могут быть взяты выселяемыми с собой без ограничения
количества и суммы. Остальное имущество выселяемые имеют право реализовать следующим образом: Выселяемые
обязаны назвать доверенное лицо (соседей, знакомых, родственников),
которому они могут поручить реализацию оставленного в квартире лично им
принадлежащего имущества. На реализацию имущества и освобождение квартиры доверенному лицу дается рок не свыше 10 дней.
После реализации имущества доверенное лицо является в органы НКВД и
сдает при заявлении вырученные деньги для пересылки выселенной семье по
месту ее выселения. Освобожденные от имущества жилые и хозяйственные
помещения выселенной семьи опечатываются органами и передаются местным
органам власти…»
Даже несмотря на то, что деньги за реализацию
оставленного в Эстонии личного имущества многие ссыльные так и не
получили, взятых с собой денег и драгоценностей более или менее хватало
на первоначальное обустройство. Часть ссыльных и вовсе имела достаточно
денег, чтобы не работать – или почти не работать. Как говорилось в
отчете УНКВД по Новосибирской области, «особо пренебрежительное
отношение к работе со стороны нетрудового элемента. Большинство из них
имеют крупные запасы денег и запасы разных ценностей, естественно, что
такой элемент в работе не нуждается».
Было среди
ссыльнопоселенцев достаточно и тех, кто откровенно бедствовал. В том же
отчете Новосибирского УНКВД читаем: «Имеются случаи, что часть
ссыльнопоселенцев, которая составляет около 20% к общему числу
контингента, сейчас не имеет одежды и обуви, а значительная часть из них
и средств на покупку продуктов в местных сельпо. Эта категория состоит
главным образом из беременных детьми женщин, престарелых и инвалидов».
Таким местные власти старались оказывать материальную помощь.
Медицинской
помощью ссыльные обеспечивались наравне с местными жителями, благодаря
чему отдельные вспышки болезней были локализованы; возникновение
эпидемий оказалось блокировано.
Благодаря всему этому массовой
смертности среди ссыльнопоселенцев удалось избежать, о чем наглядно
свидетельствую документы. Так, согласно отчетам местного УНКВД, на 17
сентября 1941 г. в Новосибирской области насчитывалось 1619 эстонцев, а
на 10 февраля 1942 г – 1601 человек. Как видим, смертность оказалась
минимальной.
Дальнейшую судьбу ссыльнопоселенцев, конечно,
нельзя назвать радужной, однако на 1 января 1953 года на спецпоселении
имелось 14301 из 25711 человек, высланных из Прибалтики в 1941 году ,
численность эстонцев среди которых можно определить примерно в 3300 –
3500 человек. Как видим, говорить о 60-процентной смертности не
приходится. Кстати говоря, разнице между 25 и 14 тысячами нельзя
записывать в умерших: изначально у выселенных в 1941 г. прибалтов был
статус ссыльнопоселенцев, потом их стали переводить на спецпоселение. Но
не всех – часть осталась на ссылнопослении.
Даже по данным уже
упоминавшегося и крайне склонного к преувеличениям Эстонского бюро
регистра репрессированных, число погибших среди ссыльных составило не
60%, а 33,1% (2333 человека). Правда, и здесь мы натыкаемся на
подтасовку: если 33,1% - это 2333 человека, то 100% - 7048 человек. А
выслано в ссылку, как мы помним, было менее 6 тысяч. Кого уж в ЭБРР
записали в погибшие – неродившихся младенцев или непогибших взрослых, я
не знаю. Но цифра в 2333 умерших – недостоверна, хотя и более близка к
истине, чем заявления о 60% погибших.
Подведем итоги. В ходе
июньской депортации из Эстонии было выслано 9156 человек, 3178 из
которых были арестованы и отправлены в лагеря, а 5978 – на поселения в
отдаленные районы СССР. Общая смертность среди этих людей была
существенно ниже выдаваемых эстонскими историками оценок, однако
достаточно высокой. В общей сложности за пятнадцать лет (с 1941 по 1956
гг.) умерло около 2000 заключенных. Точными данными о смертности среди
ссыльных за этот период мы не располагаем, однако умерших за 1941 - 1956
гг. ссыльных было не более 2 тысяч, а скорее всего - существенно
мееньше. Таким образом, депортация была достаточно жесткой репрессивной
акцией, хотя «геноцидом» вслед за эстонскими политиками и историками ее
назвать проблематично.