Их масштабы давно определены и
не имеют никакого отношения к воплям неврастеничных обличителей.
Последние этого всё равно не признают и продолжают, как органчики
Салтыкова-Щедрина, твердить неизвестно откуда взятые цифры о "десятках
миллионов, сгинувших в лагерях". Реальные цифры стали известны еще в
конце 80-х гг., еще в результате деятельности комиссии "советского
Маккарти" — Александра Яковлева. Как только они были выявлены,
деятельность комиссии начала сворачиваться.
За период с 1921 по
1953 год по политическим статьям к "высшей мере" было приговорено
порядка 800 тысяч человек, к заключению — еще 3 миллиона 200 тысяч. Это
за треть века в стране с 200 миллионами населения и предельным
обострением социально-политической борьбы. При этом на политические
статьи списывалось не поддающееся учету количество уголовных
преступлений, поскольку позволяло пропускать уголовников через
"упрощенную форму судопроизводства".
Это давно известно: цифры задокументированы, но как только оглашаются в рамках любой дискуссии, реакция бывает двух видов.
Первая, более нервная и экзальтированная: "Да что вы говорите! Да какие
800 тысяч! Да какие три миллиона! Да Солженицын пишет про 40 (60, 80 и
т.д.) миллионов!". Вопрос, при чем здесь Солженицын (не исключено, что,
увидев последствия своих писаний, он давно кусает локти, в душе
проклиная все написанное), и почему его данные более точны, чем
архивные — просто игнорируется.
Вторая, более респектабельная:
"Да что, этого мало? Да каждая жизнь самоценная, да каждая слезинка
ребенка…" и т.д. Суть вопроса подменяется. Либо вы говорите о каждой
слезинке — и тогда не забывайте о каждой слезинке из моря слез, к
которым привела антикоммунистическая и антисталинская истерия для
народов СССР. Либо отвечайте за свои слова и не несите бред про десятки
миллионов. Это требование игнорируется.
Что доказывает только
одно: для впадающих в истерику антисталинистов абсолютно безразлична
историческая правда, абсолютно безразлично, сколько пострадало (за дело
или не за дело), — им важны мифы, позволяющие клеймить не столько
Сталина, сколько созданный им строй и созданную экономическую систему,
в которой не было частной собственности. В этом плане истерия — обычная
классовая злость и удовлетворение чувства классовой и имущественной
ненависти тех, кому сам строй, при котором частной собственности не
существует, ненавистен в принципе.
Конечно, Хрущев и
поддержавшая его часть партийной элиты имели в виду не это. Искренняя
их часть действительно была травмирована репрессиями против своих
соратников (действительно, не всегда оправданными), другая часть —
просто хотела гарантий безнаказанности. Недаром именно в эти годы, годы
"оттепели", был установлен запрет на контроль за жизнью партийных
чиновников со стороны правоохранительных органов — что и открыло дорогу
более поздней коррупции.
И все-таки дело не в несоответствии
реальности масштабов репрессий. На деле они были не больше, чем
аналогичные, но иначе оформленные репрессии в самых "демократических"
странах мира. В США, например, перед войной была проведена масштабная
кампания борьбы с "нацистскими шпионами", в рамках которой политически
неблагонадежные с точки зрения администрации Рузвельта персоны просто
отстреливались на дому, с публикацией сообщений в прессе: "Мистер Смит
уехал в Канаду. Мистер Джонс скончался от сердечного приступа". Подписи
Рузвельта стоят под списками, по которым сотня тысяч человек подчас
бросалась в концлагеря по этническому признаку.
Любителям
вспоминать про убийство Кирова неплохо ознакомиться с историей убийства
губернатора Хью Лонга, собиравшегося в Демократической партии
конкурировать с Рузвельтом за выдвижение на пост президента. Кстати,
как там убили Рохлина? Почему внезапно умер Собчак? Как с
обстоятельствами гибели Лебедя и Евдокимова? Как-то очень вовремя для
демократической власти со всеми случались несчастья. И почему в 90-е
годы тюрьмы, оставшиеся после "тоталитарного Советского Союза",
оказались переполненными вдвое, по недавнему признанию Глеба
Павловского?
В любой стране мира в 30-е годы явных или неявных
репрессий было не меньше, чем в то же время в СССР. Но американцам
никогда не приходило в голову устраивать по этому поводу публичных
покаяний или разоблачать "культ личности Рузвельта".
По одной
простой причине. Власть зиждется на легитимности. А принципы
легитимности — это "социально значимые верования, обосновывающие право
элиты приказывать и обязанность масс подчиняться". Покушение на эти
верования — разрушает их, разрушает власть, разрушает, в конечном
счете, общество.
Когда эти принципы разрушают противники
системы — это нормально и оправданно. Когда антикоммунисты обвиняют
Сталина — это понятно. Их задача — бороться с коммунистами. Говорят они
при этом правду или нет, — вопрос второй. Правда, не надо забывать, что
преступление — вообще непременный атрибут власти, такова ее природа.
Когда Сталина осудили коммунисты — это была глупость, вне зависимости
от того, правду они сказали о нем или нет. Хотя, в основном — они
сказали неправду. Перечитайте доклад Хрущева: ни одного подтвержденного
факта. Набор проклятий, которые без труда можно изрекать про любого не
нравящегося тебе политика.
Основная глупость и основная ошибка
заключалась в том, что не был учтен сакральный характер образа Сталина,
мифа о нем. Мифа не в смысле "неправды", а в смысле "социально
значимого верования". Разрушая этот миф, эту веру, Хрущев обрушил
основания общественного устройства. К тому моменту из сорока лет
существования Советской Власти практически три четверти этого срока
были связаны со Сталиным. Кем он был в действительности, с этой точки
зрения вообще не имело значения. Важно было, что общество верило в его
величие. Не только партия, не только коммунисты — в него верила страна.
Более того — в него верили сотни миллионов сторонников СССР в мире. Кроме
того, в обоснование осуждения Сталина был заложен крупнейший
теоретический и концептуальный порок, в будущем во многом
парализовавший и партию, и общество. Утверждалось, что репрессии
оказались результатом применения тезиса о классовой борьбе в условиях
создания социализма, и, соответственно, утверждалось, что в СССР уже к
концу 30-х годов, а тем более — позже, не было социально враждебных
групп, не было врагов социалистического строя, которые были уже
устранены ранее. Но именно этот тезис оказался опровергнут в конце
80-х, когда оказалось, что социально враждебные группы реально
существуют. Они вели борьбу против социализма и СССР, а в общественном
мнении насаждалась уверенность, что это не враги строя, а просто "люди,
имеющие свою точку зрения", искренне радеющие за социализм. Перестройка
доказала несостоятельность основного концептуального положения,
заложенного в осуждение Сталина, и развенчала это осуждение, дав опору
для "пещерных сталинистов". http://www.zavtra.ru/cgi//veil//data/zavtra/06/642/22.html